В первую очередь отец Авель заботился о внутренних монашеских делах братии.

На службе к нему подходила под благословения вся братия. Он со всеми здоровался, спрашивал каждого: “Как у тебя дела? А что ты сегодня такой хмурый, что у тебя случилось? А где этот? Почему его нет? А тот куда пропал? ” – “Батюшка, он уехал.” – “Куда уехал?” – “Он уехал учиться.” – “А что у него там? Экзамен? Ну помолимся, помолимся.”

Он очень серьезно относился к послушанию. Для него это было сакральное. Он говорил, что никогда не надо себя жалеть, никогда. Это самое страшное, саможаление, когда человек начинает себя жалеть и рассчитывать на свои силы и возможности.

Еще одна традиция, которую отец Авель вынес из своей святогорской жизни – это то, чтобы братию монастыря формировать из послушников и пострижеников своей обители, не принимать монахов из других монастырей.

Основанием для такого решения были, по видимому, воспоминания о неприятных ему возражениях новоприбывших на Афон “а у нас так водится” (письмо от 14 июня 1977 г.). Он говорил новоприбывшим: “Мы на Святую Гору пришли за тем, чтобы воспринять древние традиции, понять их!”

Сам же он до Афона был только приходским священником – монастырей в Советском Союзе практически не было и афонские традиции воспринимались им самим без каких-либо внутренних препятствий.

Конечно, это важное правило имело и имеет свои исключения как в России, так и на Святой Горе, но, думается, во многих случаях оно верно и оправдано.

Скажем и о влиянии отца Авеля на формирование богослужебной традиции нашего монастыря.

В богослужебный строй Богословской обители отец Авель привнес скорее дух, чем букву святогорского богослужения. Все совершалось и совершается неспешно, мерно, торжественно…